Хищник [СИ] - Макс Мах

– Так ты…? – Ши говорила тихо, но ее речь, перешагнувшая четвертый уровень выражения, звучала… Выразительно? Получается тавтология, но это правильная тавтология: именно так.

– Да, – кивнул Че, задумавшийся было о сложности бытия. – Это не афишируется, разумеется, но я вхожу в императорскую фамилию. Без права наследования трона, но… говорят, со временем Сцлафш полюбила Крерина, насколько принцесса вообще была способна на такое чувство. Рассказывают, что она любила его как сына, но никогда не забывала, что он-то ее ненавидит, и оградила трон от любых притязаний Че серией закрытых актов, до сих пор входящих в Кодекс Наследования. Она была мудрая женщина, я так думаю. Ведь мы – Че – никогда не изменились. Наследственная ненависть, как фамильное сокровище, а уж тысячелетняя ненависть… – Усмехнулся он и отпил еще водки. – Впрочем, за три тысячи лет даже гнев превращается в ритуал, как и ненависть – в пустую формальность. Я ведь не стоял под оливой с мечом в руке, и нынешний император отнюдь не реинкарнация принцессы. Мы оба это знаем и, понимая правильно, общаемся без напряжения.

– Странно, – О взяла с полки в изголовье кровати свою тонкую изящную трубку из пенного камня и, прикурив от предложенного Че живого огня, выпустила между едва приоткрывшихся губ клуб ароматного и чуть дурманящего дыма.

Трубка была белая, словно высокогорный снег, и посверкивала прозрачными кристаллами инкрустации. Курила Ши'йя Там'ра О шайшетскую смесь, пряную, богатую странными "скользящими и переливающимися" ароматами и дарящую людям "радость сердца и вкус к любви".

– Странно, – повторила она. – Я полагала, что уж между своими…

– Тайн нет. – Че подумал о том, чтобы раскурить еще одну сигару, но решил, что не стоит. – Это не так. Тайны есть всегда и у всех. Никто не знает всех тайн вашей семьи, хотя, видят боги, многие не отказались бы от этого знания. Так же и Че, и, разумеется, Император. Но некоторые вещи известны, просто их не делают общим достоянием. Первый О и старшие вашего рода знают то, что я тебе только что рассказал. Возможно, в несколько иной интерпретации, ведь кроме Сцлафш и Крерина там присутствовали и другие люди. И твои предки, например, тоже. Но они знают правду, как знают и то, что Император будет недоволен, если об этом начнут говорить на каждом углу. Таковы правила игры и принципы древнего вежества. Знаешь, как говорят гегх, "да, я видел, как сосед имел козу, но разве это мое дело?"

– Да будет так, – улыбнулась О, показывая зубы в почти вульгарной улыбке, и отложила трубку. – Пусть продолжают иметь свою козу, а ты будешь иметь меня. Ведь так, мой смарагд, я права?

О, да. Она была права и бесподобна, хотя бы потому, что в ней звучал тот же голос крови, что и в нем.

– Что это? – спросила она, нахмурив брови. – Это… Это… Словно бы кровь поет и…

– Это поет кровь, – кивнул он.

– Кровь? – удивилась она, хотя только что сама употребила именно эту метафору. – О чем еще я должна узнать? – прищурилась О.

– Должна. – Кивнул Че. – Узнаешь. – Он обнял ее и привлек к себе. – Но не сейчас.

2. Грета Ворм

2 февраля 1930 года, борт торговца "Лорелей"

Фильм был замечательный. Красивая съемка, отменная режиссура. И, хотя Грета знала, что это всего лишь рекламный ролик Управления по делам паломников, смотрела его раз за разом, испытывая практически одни и те же чувства. Восхищение. Толика зависти. Предвкушение удачи.

Трехмерное изображение. Кое-где такую технику называют голографией, аханки зовут проекцией. Проекция, и все. Но, по сути, ты, словно бы сам, ныряешь из космоса в атмосферу планеты. Летишь, ощущая трепет плоти, сквозь плотные ее слои. Закладываешь вираж, от которого замирает сердце, и в следующее мгновение видишь горную гряду и город, раскинувшийся на склонах горы и в речной долине…

– Это Тхолан, – Грета в столице империи никогда не была, зато там бывал Марк, но этим все и исчерпывалось: его опыт принадлежал ему одному.

– Тхолан – столица империи, – объяснила Грета, любуясь видами города. – Городок, как видишь, небольшой – всего населения миллионов семь или восемь, считая рабов и вольноотпущенников. Зато древний и по-своему красивый. Впечатляющий город. Тридцать пять веков, не кот насрал!

И в самом деле, все эти Мемориальные конюшни, строитель которых наверняка страдал острой формой мегаломании, или храм Чшарцша'ш с его тропой Девяносто Девяти Спутников, древняя эротика которой лежала далеко за пределами того, что на родине княгини Рудой почиталось откровенной порнографией…

– Странный мир, – Дари покинула кресло и отправилась гулять среди скульптур и витрин с экспонатами.

– Нормальный! – отмахнулась Грета. Она осталась сидеть, где сидела, посередине зала, который ее спутница упорно, но не беспричинно называла Имперским. Сидела, рассматривала фреску с одним из соитий принцессы Сцлафш и даже головы не повернула, отслеживая маршрут "воспитанницы" исключительно на слух. "Картинку" она вполне могла дорисовать в уме. Слава Богу, не сиротка какая-нибудь – сама этот зал и проектировала. Да и на память пока не жаловалась, не говоря уже о воображении.

– Ты на свой посмотри, только непредвзято, – добавила, потянувшись к бокалу с шампанским, – много интересного обнаружишь!

– Наверное! – не стала спорить Дари. – Возможно… Может быть… Это ничего, если я тебя попрошу плеснуть и мне тоже?

– Дари! – Грета терпеть не могла этот нарочито "самоуничижительный" тон и не желала начинать "игру в условности" по новой.

"На субординацию, понимаешь, пробило, а мне что теперь, даму-наставницу из себя изображать?!"

– Ладно, не обижайся! – сдала Дари назад. Когда хотела, она умела быть покладистой, беда в том, что чаще – не хотела. – Налей, пожалуйста, и можешь продолжать называть меня Дарёной. Я устала с тобой бодаться!

– Вот и правильно! Ты – Дари! – Грета подхватила из ведерка со льдом бутылку Пол Роже и разлила шампанское по бокалам. – Была Дари, Дари и останешься. Во всяком случае, для меня.

– Это объяснение в любви?

Грета обернулась и смерила женщину взглядом.

"Красавица! Но не в этом дело, не так ли?"

– А если и так? – прищурилась, протягивая бокал.

– Вообще-то я предпочитаю мужчин.

"Отчего бы просто не сказать, нет?"

– Я знаю, но попытка не пытка, – усмехнулась в ответ Грета. – Возьми бокал, Дари, не стой, как соляной столб!

– А ты?… – Дари все-таки подошла. Ступала мягко, двигалась грациозно – и неужели все дело в одних лишь "сказках" камней? – смотрела прямо в глаза.

– А я? Хочешь спросить, сплю ли я с мужиками? – Грета заглянула в глаза Дарёны так глубоко, как могла, буквально погрузившись в клубящиеся недра жемчужного тумана. – Сплю… иногда.

Говорить стало трудно, но контроля над собой Грета не утратила, а вот права на ложь или умолчание неожиданно лишилась. Сама так решила.

– Есть своя прелесть, знаешь ли…

– Знаю, – Дарёна приняла бокал, поднесла к губам. – Так ты хотела бы?…

– Переспать с Марком? – Грета больше не удивлялась, что понимает Дари с полуслова, таковы были их нынешние обстоятельства.

– Хотела бы, – призналась, отбрасывая обычную в этом вопросе щепетильность. – Даже воображала себе пару раз, как я и он… Я ведь знаю, как он выглядит, Дари. Видела в зеркале его отражение, но… Что ж, мне легче вообразить саму себя Марком, чем себя наедине с ним. Я, знаешь ли, "подглядывала" раньше, "подслушивала", пока он меня на этом не поймал. Весьма любопытный опыт: не отдаваться, а брать. Двойственные ощущения, если честно. Но я так и не знаю, что бы чувствовала, окажись он во мне на самом деле. Нам двоим это не дано.

– Зато дано мне, – голос у Дари вдруг опустился едва ли не на две октавы, и разом охрип.

– Я не он, – напомнила Грета, чувствуя на кончике языка горечь – предвестник безумия.

"Я не Марк, я Грета Ворм!"

И это была чистая правда: Марк и Грета, как, впрочем, и Карл, хотя он тут вовсе ни при чем, являлись симбионтами, но никак не одним и тем же человеком. Уже нет. Давно и навсегда.

– Ты не Марк, но хочешь меня с той же страстью, что и он.

– Что, он сам тебе сказал? – нахмурилась Грета, считавшая себя более решительной, чем Марк.

– Нет, разумеется, – отстраненно улыбнулась Дари. – В глазах прочла. В твоих тоже вижу. Одно и то же безумие. Ведь ты, и в самом деле, меня хочешь?

– А я и не скрываю, – Грета вспомнила вдруг, что все еще держит в левой руке хрустальный бокал на высокой тонкой ножке. Посмотрела на посверкивающие грани, усмехнулась мысленно, признавая, что чувства у нее почти всегда идут впереди разума, и снова взглянула на Дари. – Хочу… Прямо сейчас, прямо здесь. Но ведь и ты, как я слышала, склонна к разнообразию.

Прозвучало пошло. Но сказанного не воротишь.

"Да, и не за чем!"

– Разнообразие – это Феона? – опаловый туман в глазах Дари сгустился, потемнел на манер созревающих грозовых облаков.